Троянский конь за собственные деньги, или Кому нужен филиал музея ковра Азербайджана в Дербенте?

18.11.2019 17:42

В Дербенте планируют открыть музей ковра, посвященный местным традициям ковроткачества. При этом его собираются построить за деньги российских инвесторов, но по проекту, подготовленному в Азербайджанской Республике (АР). Об этом стало известно 20 сентября во время встречи Видади Мурадова, возглавляющего объединение по производству ковров «Азерхалча», с Главой Дербента Хизри Абакаровым.

Руководитель компании по изготовлению ковров, считающийся в АР экспертом в этой области, представил проект по созданию в Дербенте этнографического музея, в котором будут выставлены редкие ковры ручной работы.

Следует отметить, что в Дербенте уже существует Музей «Ковра и декоративно-прикладного искусства». Он размещен в здании Армянского храма (Церковь Святого Всеспасителя) – месторасположение, скажем так, не совсем удачное. Глава города сообщил, что будет построено новое здание, чертежи которого созданы опытным архитектором Фахруддином Мирабаевым – опять-таки из Баку.

Но почему для популяризации искусства необходимо создавать новый музей, а не переместить в новое красивое помещение уже существующий? Наверное, музей нуждается в новой концепции, но у него имеются фонды. И если будет создан новый музей, то было бы лучше объединить фонды обоих музеев. Возможно, этот вопрос также предусмотрен руководством города. Однако об этом пока не сообщалось.

Как бы то ни было, важно знать какой замысел и содержание будут заложены при создании нового (или обновленного музея). Дело в том, что искусствоведы, этнографы, историки и другие специалисты имеют разные взгляды на ковроделие Восточного Кавказа, в частности, на его типологию. Зарубежные специалисты выделают в отдельную категорию кавказские ковры, в частности, изготавливаемые на территории Республики Дагестан и АР, отличая их от персидских ковров, создаваемых в Иране.

Ковровый базар в Дербенте (источник - соцсети)

В АР используют термин азербайджанские ковры, который представляет собой совокупность ковровых изделий, которые создавались на территории АР и современного расселения азербайджанцев в разных странах, включая Дербент и его окрестности. Причем на территории АР азербайджанскими коврами называются также ковры, изготавливаемые лезгинами, татами, крызами, армянами и другими народами, или создаваемые на основе их орнаментальных мотивов.

В то же время существует классификация дагестанских ковров, которые в свою очередь делятся на ковры Южного Дагестана и ковры Северного и Центрального Дагестана. Одной из разновидностей южнодагестанских ковров, схожих между собою, являются ковры, выделываемые в Дербенте и его окрестностях, который наряду с Ахтами, Микрахом, Курушем, Касумкентом, Кабиром, Хучни, Межгюлем, Рушулем и некоторыми другими поселениями, являлся центром ковроделия Юждага.

Ковры Юждага, изготавливаемые лезгинами, табасаранами, рутульцами, татами, азербайджанцами и другими народами, обладали большой художественной ценностью. Их выделяли в своих работах многие ученые, такие, как Евгений Шиллинг (автор статьи «Ковроткачество Дагестана) и Эльза Кильчевская (соавтор первой сводной работы о народных художественных ремеслах Дагестана – «Художественные промыслы Дагестана») и современные исследователи.

Однако Видади Мурадов придерживается концепции, что дербентская школа ковроткачества является составной частью азербайджанского, а не дагестанского ковроделия, что должно было бы в первую очередь насторожить руководство Дербента, доверившегося ему. В связи с этим важно выяснить, будут ли в планируемом музее представлены все виды ковров Юждага, а лучше всего Дагестана? Или же в музее будут собраны лишь ковры Дербента и его окрестностей (Дербентского и, возможно, Табасаранского районов)? С учетом того, что Дербент является центром Юждага, этот вопрос приобретает особую значимость.

Однако очень сложно рассчитывать на то, что в концепции Мурадова будет достойно отражено наследие Дагестана и населяющих его народов. В своих работах, посвященных азербайджанским коврам, он пишет только о тюркских орнаментальных композициях и техниках изготовления, об иранском, лезгинском и других компонентах он просто умалчивает.

«Часто встречаемые, в основном, на полосах каймы губинских ковров «Гымыл», «Гонагкенд», «Сырт Чичи» геометрические элементы скрещивающейся формы «Х» выражают звук [ди] в древнетюркском алфавите. Совершенствуясь, эти узоры на протяжении веков превратились в символ национального самовыражения», – дает Мурадов свою характеристику кубинским коврам в статье, опубликованной в 2014 году в научном журнале «Кавказ и мир» (издается в Грузии). В ней он упоминает тип ковра, носящий название лезгинского села Кымыль (или Кимиль) Кубинского района АР. Однако исследователь не объясняет, откуда там могли взяться орнаментальные элементы, восходящие к рунам древнетюркского письма. Этот невероятный пассаж ничем не подкреплен, и даже подается автором не в качестве версии, а как установленный факт.

Лезгинский сумах (из книги «Художественные промыслы Дагестана», Москва, 1959)

«Гёли в форме ромба, со всех сторон украшенные крючками, на губинских безворсовых коврах «сумах» и сотканных по той же технике ковровых изделиях, могут считаться онгонами, принадлежащие тюркским народностям, в частности, огузским племенам. Элементы крючка, в народе названные «ноготь» или «коготь», напоминают символический образ охотничьих птиц», - сообщает нам Видади Мурадов. Это – еще один вывод, явно притянутый за уши, особенно учитывая время появления огузских племен в Закавказье во втором тысячелетии нашей эры, когда уже долгое время на этой территории успешно развивалось ковроткачество. Те или иные мотивы, конечно, могут быть заимствованы, но такого  рода предположения нуждаются в серьезных обоснованиях, в то время как их местное происхождение (кавказское или иранское) автором даже не рассматривается.

Примечательно, что центрами изготовления безворсовых ковров «сумахов» были лезгинские предгорные селения РД и АР, затем уже эта техника распространились в сопредельных табасаранских, татских и азербайджанских селениях, о чем пишут этнографы и искусствоведы (но, конечно, не ученые АР). Другие выдержки научных работ профессора Мурадова можно и не рассматривать, они все написаны в определенном пропагандистском стиле, далеком от науки.

В самом Дагестане довольно развиты гуманитарные науки и не составляет труда найти серьезных специалистов в области искусствоведения, этнографии, истории, в том числе тех, чья область научных интересов охватывает ковроткачество. Почему данный проект разрабатывается без их участия – непонятно.

Безусловно, следует сказать о том, что подходы к данному вопросу следует кардинальным образом пересмотреть, иначе мы получим на наши деньги музей, который будет дагестанское наследие представлять в крайне искаженном свете, как с научной точки зрения, так и с точки зрения интересов и потребностей Дагестана, Дербента и Юждага в частности. Неужели руководству Дербента хочется получить дербентский филиал азербайджанского национального музея искусств?

Амиль Саркаров